Доктор Ахтин - Страница 53

— Знаю, но не на сотню же?

— Или плати, или проваливай, — равнодушно говорит Герыч, поворачиваясь на каблуках в мою сторону.

Я возникаю перед его лицом и, глядя в удивленные глаза, спокойно говорю:

— Продал бы ты парням дозу, они два дня вкалывали.

— А ты кто такой? — он еще не испуган, он еще уверен в себе и в зажатом в правой руке ноже.

Я молчу. Говорит мой нож. И он быстрее, чем нож моего противника. Герыч настолько мал для меня, что нож попадает в грудь, хотя я наносил удар снизу. В темноте этого Богом забытого места я вижу злость в глазах парня, нож падает из его правой руки, звякнув о камень.

Я смотрю на парней и говорю:

— Миха, можешь взять у него дозу даром.

Я тоже сажусь рядом с телом и роюсь в его карманах, доставая деньги. Я жду, когда Миха подойдет ближе, и, увидев его ноги, протягиваю ему маленький мешочек с порошком:

— Тебе это надо?

Он тянет руку за товаром, но — я роняю его. Инстинктивно присев за упавшим мешочком, Миха открывает мне шею — и умирает, быстро и еле слышно всхлипнув.

— За что? — говорит инвалид. В его голосе нет страха. Он знает, что его ждет. Он давно не боится смерти и порой мечтает о ней. — кА, — говорю я и делаю шаг к нему.

Я возвращаюсь за сумкой, в которой у меня приготовлена двухлитровая банка с формалином. И где у меня лежат перчатки.

Первым делом я выдавливаю глаза у инвалида. И только затем, последний необходимый мне орган — легкое — я забираю у него. Для этого мне пришлось стащить тело с кресла. Разрезав кожу живота по нижнему краю ребер, я разрезаю диафрагму, подобравшись к легким снизу. Мне достаточно одного легкого — я извлекаю его из грудной клетки и погружаю в раствор.

Последний каноп готов. Осталось всего ничего — доставить его домой, где он найдет своё место в святилище.

И только уже в поезде, сидя на своем месте у окна, я вспоминаю, что так и не узнал имя парня, у которого взял легкое.

23

Я вхожу в свою квартиру рано утром. Сегодня суббота — впереди два дня, которые целиком и полностью я посвящаю Богине. За эти два дня я должен сделать многое.

Первым делом я открываю дверь в святилище и смотрю на неё. Пусть она выглядит совсем не так, как она сохранилась в моей памяти. Тело, лежащее в ванне — важная часть Богини. Имя написано на многочисленных рисунках, которые я снял со стен своей комнаты и перенес в святилище. Все остальное, за исключением «Ах», пребывает в Тростниковых Полях.

— Я пока остаюсь здесь. Я должен еще кое-что сделать до того, как прийти к тебе — говорю я тихо.

Я не оправдываюсь, нет, Богиня понимает меня с полуслова. Я думаю так же, как она. Мы с нею связаны в веках, минуя время и расстояние.

Я вынимаю из сумки каноп и вношу его внутрь. Я ставлю его на угол ванны. Оглядев остальные канопы — печень и кишечник в трехлитровых банках, а желудок, как и легкое, в двухлитровом сосуде, я радуюсь. Все получилось. Я сделал все, что задумал.

Я беру лист бумаги, карандаш и сажусь за стол. Быстрыми движениями карандаша я рисую последнюю жертву — сосульки грязных волос, взгляд исподлобья, в котором усталое ожидание смерти. Пусть его имя будет — Инвалид. Почему бы и нет. Закончив рисунок, я пишу крупными буквами это имя и отношу его к Богине. Повесив в один ряд с другими изображениями жертв, я отхожу и смотрю издалека.

Прекрасно. Теперь почти все.

Я смотрю на часы. Время — десять часов утра.

Я достаю большой таз, в котором буду смешивать раствор. Достаю цемент и мелкий просеянный песок. Красный кирпич, сложенный аккуратной стопкой у стены, прикрыт прозрачной пленкой.

Оглядев приготовленные материалы, я тихо говорю:

Эти северные небесные боги,
которые не могут погибнуть — она не погибнет,
которые не могут устать — она не устанет,
которые не могут умереть — царица не умрет.

Твои кости не погибнут.
Твоя плоть не испортиться.
Твои члены не будут далеко от тебя,
ибо ты одна из богов.

Среди Ax-Богов царица увидит, как они стали Ax и она станет Ax тем же способом.
Ты сделаешь Ax в своем теле.
Она не умрет.

И начинаю работать.

Снимаю дверь с петель. С помощью топора отдираю дверные косяки, производя некоторый шум. Сложив дерево в стороне, я насыпаю в таз цемент и песок в соотношении один к четырем, старательно перемешиваю и добавляю воды.

Может, это самое сложное на моем пути — я словно отсекаю часть себя, когда начинаю класть кирпичи, замуровывая святилище.

Я нетороплив и старателен. Укладывая каждый кирпич на предназначенное место, я постоянно оглядываю кладку со всех сторон, — от точности зависит очень много. Я хочу навсегда спрятать Богиню от людей. Чем лучше я сделаю, тем меньше шансов, что кто-то заметит отсутствие кладовки.

Стена медленно растет, закрывая дверной проем, а я чувствую себя так, словно навсегда расстаюсь с той, что была мне ближе, чем кто-либо.

Я в очередной раз прерываюсь, чтобы снова смешать цементный раствор. И думаю о величии тех, чьи тела пережили тысячелетия. Это вполне вероятно и для Богини.

Знание будущего открылось мне в ту ночь, когда я ехал в поезде домой.

Я знаю, что очень скоро оставшиеся в живых люди покинут этот почти разрушенный город, и тишина на многие столетия воцарится здесь. Когда дом рухнет, погребая под собой склеп, это лишь создаст дополнительную защиту для тела Богини. Почти естественный курган, который на многие столетия спрячет склеп от посторонних глаз.

Я прерываюсь на обед. Кирпичная стена почти наполовину скрывает вход в святилище. Я еще могу заглянуть в него сверху, но — мне это уже не надо. В моей памяти она навсегда осталась такой, какой я видел её сегодня утром.